Главная страница » Почему представители власти и бизнеса все чаще оказываются за решеткой?
Прошлый год страницы газет пестрели заголовками о громких задержаниях ряда государственных деятелей и представителей бизнес-элиты России. С чем связана череда громких арестов: отмашка сверху или реальная борьба с коррупцией?
Поделиться


Прошлый год страницы газет пестрели заголовками о громких
задержаниях ряда государственных деятелей и представителей бизнес-элиты России.
С чем связана череда громких арестов: отмашка сверху или реальная борьба с
коррупцией? В гостях ведущей программы «Гражданин и закон» Юлии Мелейко
известный петербургский адвокат Юрий Николаевич Дидух.

В прошлом году состоялся ряд громких задержаний представителей власти и
бизнеса: экс-министр экономического развития
Алексей Улюкаев, руководитель подразделения Главного управления
собственной безопасности МВД Юрий Тимченко, предприниматель Дмитрий
Михальченко, депутат Законодательного собрания Петербурга
Вячеслав Нотяг, председатель совета директоров «Компании Усть-Луга»
Валерий Израйлит, бывший вице-губернатор Петербурга Марат Оганесян и
многие другие известные личности, аресты которых был как минимум неожиданными. С чем связана такая тенденция?

Юрий Дидух: Сложный вопрос. На него
невозможно ответить однозначно. И в большей степени это вопрос для политологов,
которые наблюдают за общими процессами, а мы, адвокаты, в основном занимаемся
различными частными проблемами. Я все-таки постараюсь ответить, как это
выглядит с нашего низа. Думаю, что сложилось много различных факторов.
Здесь и позиция руководства страны, и скорее всего, это стоит на первом месте.

Вот допустим, в
последние несколько лет у меня сложилось такое ощущение, что кто-то дал отмашку
на уничтожение как класса такой прослойки беловоротничковой преступности, как
обналичники. Еще 2-3 года назад этим занимались многие, а потом одно за другим
посыпались уголовные дела о незаконной банковской деятельности, о незаконном
выводе денежных средств из страны. Вначале думалось, что это очередная
предновогодняя компанейщина, а оказалось, что это надолго. Такая же
картина была и по уголовным делам по незаконному возврату НДС. Кто-то сверху
дал отмашку — преследовать. И то, что вчера казалось допустимым, на следующий
день оказалось преступным, и появилась череда таких уголовных дел, организовать
которую в общем-то было несложно, так как люди практически не скрывали своей
деятельности, только не знали, что отмашка уже дана.

Есть ощущение,
что также поступила отмашка по неким коррупционным делам, связанным с хищениями
государственных средств. Раз, и с определенного момента таких дел стало много.

Иногда и задумываешься
— а на что будет следующая отмашка. Может быть, на то, как проводятся
государственные конкурсы, тендеры, закупки. Какое количество злоупотреблений
должностным положением тогда можно выявить. Но такой тенденции я пока не
отмечаю.

На самом деле, кроме этого действуют и другие моменты. Такие, например, как то,
что правоохранительные и налоговые органы значительно улучшили техническое
оснащение в своей деятельности, и у них стало больше возможностей для выявления
как самих экономических преступлений, так и лиц их совершающих. Так, около двух
лет назад налоговые органы стали скрупулезно отслеживать движение товарных
ценностей и услуг, с одной стороны, и денег с другой стороны путем получения от
предприятий информации по товарным накладным. И все стало прозрачным. Стало
видно, где теряется НДС, где деньги обналичиваются, где идет налоговая
экономия. А многие предприниматели, в том числе и представители крупного
бизнеса, живут и работают так же, как и два, и три года назад. И
соответственно, при наличии такого контроля возможностей у правоохранительных
органов становится значительно больше. Особенно, если им копнуть на несколько
лет назад.

Так же, как мне
кажется, некие правила существования бизнеса изменились. Не все, но многие. А
бизнес к ним еще не приспособился.

Насколько мне
известно, правоохранительным органам в 2016 году были даны жесткие установки
давать именно результат, а не просто тем или иным способом давить на
бизнес (об этом можно позже задать дополнительный вопрос).

И, безусловно,
имеют место быть случаи, связанные с важными объектами, по которым по тем или
иным причинам сорваны сроки, не закончены строительства и так далее. Понятно,
что по таким делам ведется поиск «крайних», и они должны быть привлечены к
ответственности. Но есть и просто частные случаи, что для того или иного
человека вот так сложилась ситуация.

Не знаю, ответил
ли я на Ваш вопрос, так как упоминались различные фамилии, но я считаю, что, не
работая по конкретным делам и конкретным людям, и не зная всех нюансов дел,
достаточно неэтично их обсуждать. Ведь это могут быть только предположения. А
по своим делам, по которым я вел или веду защиту, готов более предметно
говорить о причинах их появления.

Как я понимаю,  многие ваши клиенты
привлекаются по экономическим и должностным преступлениям. Пока идет
следствие, обвиняемый по таким делам может находиться в изоляторе, а может
и под домашним арестом. В каких случаях человек должен находиться под стражей?

Юрий Дидух: Да, я практически всегда
работаю по защите лиц, привлекаемых в сфере бизнеса и за должностные
преступления. Это интересная категория как дел, так и людей, которые по ним
привлекаются. Это так называемая «беловоротничковая преступность». И в основном
это люди, которые абсолютно не приспособлены к тому, чтобы находиться в
следственных изоляторах, особенно в тех условиях, которые имеются у нас. Оказавшись
в таких условиях, многие теряют почву под ногами и думают только о том, чтобы
любым способом выйти на свободу. Этим безусловно пользовались и пользуются
работники правоохранительных органов. Отказываться от такой простой возможности
раскрывать уголовные дела они очень не хотят. В это трудно поверить, так как
постоянно в прессе звучат сообщения об арестах различных предпринимателей…

На самом деле,
еще с начала 2010 года действует специальная статья в уголовно-процессуальном
кодексе, которая говорит о том, что мера пресечения в виде заключения под
стражу не может применяться к лицам, обвиняемым по определенной категории
преступлений, если деятельность данных лиц относится к предпринимательской
сфере. Но данная новация не заработала. После этого стала складываться
удивительная ситуация, когда неоднократно Верховный суд РФ на своих пленумах
требует соблюдать данные положения, дает подробные разъяснения нижестоящим судам
по единообразному применению норм уголовно-процессуального законодательства, а
районные суды с каким-то непонятным упорством не применяют эти нормы. Для меня
это больная тема и в последующем я могу подробнее на этом остановиться. А
сейчас вернусь к Вашему вопросу о том, в каких случаях человек может быть
заключен под стражу.

Во-первых,
безусловно, должно быть возбуждено уголовное дело, и оно должно быть связано с
данным человеком. Есть дела обычной криминальной направленности (например,
убийства, кражи, грабежи и т.п.). Там есть своя определенная специфика. А есть
дела экономической и должностной направленности. При общей схожести принципов
оснований для применения ареста как меры пресечения, суды по-разному подходят к
такому важному и одному из главных составляющих для возможности ареста.

К лицу можно
применить любую меру пресечения, в том числе и арестовать только тогда, когда
следствие доказало, что человек причастен к совершению преступления. Ведь
вопрос окончательной виновности решает суд спустя месяцы, а иногда и года. А
для того, чтобы арестовать человека, следствие предоставляет в суд набор
определенных доказательств, на сновании которых лицу было предъявлено
обвинение.

Суд, вынося свое
решение, обязан проверить набор данных доказательств, убедиться в том, что
преступление действительно совершено, и описываемое деяние укладывается в тот
или иной состав преступлений, предусмотренный уголовным кодексом. Здесь
происходит первая удивительная метаморфоза. Если по обычным криминальным делам
суды тщательно рассматривают вопросы причастности и наличия самого
преступления, проверяют показания заявителя, наличие уличающих показаний
свидетелей, подтверждение показаний очными ставками, наличие заключений
экспертиз (допустим отпечатков пальцев) и так далее. Кроме этого, суды, как это
и положено, рассматривают, на что был направлен умысел обвиняемого. Допустим,
при убийствах был ли умысел на причинение смерти или нет и, возможно,
преступление совершено по неосторожности.

Если есть такая
совокупность доказательств – значит, причастен и при наличии других оснований,
о которых буду говорить дальше, можно арестовывать.

А по экономическим
преступлениям почему-то отношение судов какое-то абсолютно упрощенное.
Следствие предоставляет факт заявления потерпевшего, в котором указано, что
договор не исполнен, представляет какие-то договора и часто этим
ограничивается, дополнительно голословно указывается, что все это
подтверждается изъятыми при обысках доказательствами. И все.

Вопрос об умысле
можно просто не задавать, потому что ответом всегда следует то, что вы, товарищ
адвокат, начинаете обсуждать вопрос виновности или невиновности обвиняемого, а
это не является прерогативой данной стадии процесса.

Надеюсь, я не
очень углубляюсь в юридические тонкости. Но для ясности продемонстрирую это на
примере конкретного дела.

Известное дело
про якобы похищенный кабель, который должен был быть проложен по дну Финского
залива в Кронштадт. По делу арестованы три человека, двое из них менеджеры
дирекции строящихся объектов Ленэнерго и один генеральный директор подрядной
организации. Я в нем защищаю одного из менеджеров Ленэнерго. Дело очень
неоднозначное, но оно само по себе является характерным для нынешней системы
следствия и правосудия, поэтому, я думаю, буду неоднократно к нему обращаться.
При этом для объективности изложения я буду даже комментировать ситуацию не с
точки зрения своего клиента, а с точки зрения подрядчика, который является
типичным представителем предпринимательской среды.

Чтобы было
понятно, вкратце расскажу суть проблемы и обвинений. В конце весны 2014 года
подрядчик выиграл конкурс на однородные работы, связанные с реновацией
кабельных сетей по 5 договорам. Для того чтобы работать по данным договорам
подрядчик вносил на депозит гарантийные суммы. Работы осуществлял без
предварительной оплаты, и только часть дорогостоящих материалов ему
авансировалась Заказчиком, каковым являлось Ленэнерго.

В результате
подрядчик выполнил 4,5 договора из пяти, но не смог выкупить из Германии уже
изготовленный и находящийся в порту силовой кабель. Да, Ленэнерго выплатило в
начале зимы аванс на приобретение данного кабеля. Но вспомним, какое это было
время — осень 2014 года. Тогда курс валюты, в частности евро, увеличивался с 40
рублей за евро до 90-100. И это как раз наложилось на период закупок.

Кроме этого,
произошла смена генерального директора в Ленэнерго и там остановились на время
все процессы. И Ленэнерго не стало расплачиваться с подрядчиком за
выполненные 4 договора. И действительно кабель так и не дошел до
Санкт-Петербурга и соответственно не был проложен.

И вот в таком
виде дело поступает в суд для ареста этого директора, где следователь говорит,
что его причастность к хищению подтверждается фактом непоставки кабеля и
документами, свидетельствующими об этом.

Суду этого
достаточно и ему совсем неинтересно то, что при таких преступлениях должен быть
умысел на хищение, связанный с неисполнением всего договора, что этот умысел
должен был быть до начала исполнения данного договора и не может быть связан с
определенными форс-мажорными обстоятельствами и так далее. Такая ситуация
является достаточно типичной для экономических дел.

Адвокаты
пытаются апеллировать суду, что дело сложное, необходимо сначала разобраться в
сути гражданско-правовых взаимоотношений, но суд не идет на конфликт со следствием,
не проверяет доводы защиты и что самое удивительное, чаще всего ограничивается
формальными фразами.

Доводы следствия
нашли подтверждение предоставленными материалами, а доводы защиты основаны на
желании рассмотреть вопрос виновности обвиняемого, который суд обязан
рассматривать только после окончания следствия.

И вот
получается, что суд на таких документах и при таких обстоятельствах выносит
решение об аресте, городской суд в апелляции утверждает данное решение и потом
все последующие суды говорят, что с учетом отсутствия каких-либо изменений надо
придерживаться первого решения об аресте и продлевают и продлевают сроки
содержания под стражей.

Я не очень много
об этом говорю, но поверьте, во мне это накипело, потому что люди часто по
таким делам сидят годами в изоляторах.

Что еще должны
учитывать Суды при избрании меры пресечения.

Начнем с
простого — состояние здоровья. Но здесь есть такой нюанс. Имеется четкий
перечень заболеваний, с которыми запрещено находиться в следственном изоляторе,
если человек действительно болеет, даже хронически болеет, даже если он
нуждается в операции, но его заболевания не из этого перечня, как правило,
вердикт суда таков — должен находиться в изоляторе.

Безусловно,
учитывается возраст и пол. К женщинам, особенно в возрасте, правосудие
несколько мягче, но не всегда.

Далее суд обязан
учитывать те обстоятельства, которые свидетельствуют о том, может ли обвиняемый
скрыться от следствия и окончательного суда, может ли он оказывать воздействие
на свидетелей, других обвиняемых, потерпевших и может ли обвиняемый уничтожить
какие-либо доказательства своей вины, необходимые для следствия улики. Кроме
этого, арест необходим для того, чтобы предотвращать совершение данным лицом
новых преступлений.

И здесь я
умышленно говорю не так, как это указано в законе, а так как происходит на
практике. Так как в кодексе указано, что только тогда, когда обвиняемый может
скрыться, воздействовать на свидетелей и уничтожать доказательства, он подлежит
аресту.

Вы спросите меня,
как это работает, и я отвечу, что работает это в одном направлении. Следователь
в своем ходатайстве пишет, что человек может скрыться, так как у него есть
заграничный паспорт. Суду этого достаточно. Паспорт сдан следователю, а всё
равно может скрыться, ведь он же обвиняется в тяжком преступлении.

Следователь
пишет, что обвиняемый – руководитель, и может своим авторитетом влиять на
подчиненных и склонять к неправильным показаниям. Доказательств этому нет, но
суд всё равно это устраивает.

То же самое по
уничтожению доказательств. Здесь доходит до смешного. Мы говорим: прошел уже
год расследования, следствие окончено, все документы есть в арбитражном
процессе. Как их можно уничтожить? Нет, всё равно это предложение остается в
постановлении суда.

Поэтому можно
лишь сказать, что данные факторы формально учитываются при рассмотрении вопроса
о взятии человека под стражу.

Вот примерно так
грустно обстоят дела с возможностью ареста по экономическим преступлениям.

Вы же говорили, что законодателями принято
решение о том, что предпринимателей нельзя арестовывать, что действует
специальное правило? Как так?

Юрий Дидух: Давайте я продолжу свои
мысли в данном направлении и постараюсь, не углубляясь в правовые термины,
рассказать об этом.

Действительно, с
начала 2010 года в УПК закреплен отдельной частью статьи прямой запрет на арест
определенной категории граждан. Так, в настоящее время четко указано, что
категорически нельзя арестовать обвиняемых по налоговым преступлениям и ряду
других экономических статей. Но есть знаменитая резиновая статья про
мошенничество и примкнувшее к ней присвоение. Так вот именно по данным статьям
идут самые большие споры. Законодатель указал, что по данным статьям нельзя
арестовывать обвиняемых, если ими совершены преступления в сфере
предпринимательской деятельности. И вот за эту формулировку идет постоянная
борьба между следователем и адвокатом, между судом и адвокатом.

Первоначально следователи и суды сужали возможных
субъектов, к которым возможно применение данной нормы. Писали и говорили о том,
что эти правила можно применять только к индивидуальным предпринимателям, если
написано «в сфере предпринимательской деятельности». В конце 2013 года
Верховный Суд принял Пленум, в котором четко закрепил, что применение возможно
и на руководителей коммерческих организаций, членов органов управления и так
далее. В 2016 году данный перечень пополнился и соучастниками в совершении
преступления, то есть запрет на применение меры пресечения в виде заключения
под стражу распространяется и на иных лиц, не обладающих указанным статусом. С момента принятия Пленума 2013 года суды стали
часто этого придерживаться. Но, к делу о кабеле это не относится, так как там
следователь продолжает писать о только индивидуальных предпринимателях, и суды
повторяют эти же доводы. 

Далее, вроде бы
всем понятно, что если идет обычная договорная деятельность в любой
экономической сфере, будь то сельское хозяйство или производство, а также
оказание услуг, то предпринимательская коммерческая деятельность очевидна.

Но следствие не
желает считать такие взаимоотношения предпринимательской деятельностью. Чего
только они не пишут в своих ходатайствах на данный счет. Читаю, вроде абсурд,
полный абсурд. А суд это устраивает.

Можете привести какие-либо примеры

Юрий Дидух: Вот у меня характерный
пример из того же дела про кабель. Там на протяжении уже 16 месяцев суды
устраивают следующие доводы. Про индивидуального предпринимателя я уже
упомянул, но такого единственного довода явно мало. И тогда следователь пишет
еще два довода. Только, пожалуйста, не смейтесь, так как плакать хочется.

1. Преступный
умысел обвиняемых был направлен на завладение чужим имуществом, противоправное
и безвозмездное его изъятие и обращение в свою пользу. Даже допустим, что это
так. Но ведь этими словами следователь только говорит, что было совершено
преступление в виде хищения путем мошенничества. Так ведь и законодатель
указывает, что именно про совершение преступлений идет речь. Без
преступления какой в принципе может быть арест.

2. Следователь
пишет «Преступная деятельность совершалась под прикрытием гражданско-правовой
сделки и была направлена на безвозмездное завладение денежных средств без
предоставления товаров и выполнения работ. Обвиняемый преследовал цель личного
обогащения».

Опять же, что не
может быть вообще предпринимательской деятельностью, если она связана с тем,
что из нее состоялось преступление. Якобы в данном случае, обычный договор
прикрывает преступление и он нелегитимен. То есть масло масляное. 

Мы в суд
приносили и все остальные договоры, что только пол договора из пяти не выполнено.
Мы говорили, что из самого текста обвинения следует, что исполнялось несколько
договоров. Доказывали, что продукт (то есть кабель) по данному договору уже
изготовлен и лежит в порту в ожидании окончательной оплаты. В суд была
предоставлена масса логичных доводов в опровержение того, что если мы считаем
это преступлением, то это не может быть предпринимательской деятельностью.

И вы знаете, все
суды, а рассматривалось дело около 4-5 раз в районе, уже два раза в Горсуде по
первой инстанции, и такое же количество раз в апелляционной инстанции и если не
ошибаюсь, ни одного раза не рассматривалось тем же самым судьей. Соответственно,
все они, это огромное количество умных и опытных судей, согласились с абсолютно
неадекватными доводами следствия и никакие логические, основанные на законе доводы
защиты, на них не подействовали.

Продолжу
говорить об инициативах Верховного суда, который, наверное, сталкиваясь с
такими беспредельными случаями, начинает просто разжевывать этим образованным и
опытным судьям простые истины.

Последние разъяснения
были совсем недавно, в середине ноября 2016 года, в них четко указано, что в
предпринимательской сфере может быть преднамеренное неисполнение договорных
обязательств. Под ним следует понимать умышленное полное или частичное
неисполнение лицом, являющимся стороной договора, взятых на себя обязательств в
целях хищения чужого имущества путем обмана или злоупотребления доверием.
Главное, чтобы сторонами в договоре были индивидуальные предприниматели или
коммерческие организации.

Все-таки есть
четкая трактовка Верховного суда на данный счет, и она как раз опровергает
доводы следствия и суда по вышеуказанному мной делу. Но уже в январе городской
суд вновь соглашается с предыдущими доводами следствия. Вот как тут быть? 

Так вот если
подойти к выводам по данной теме.

Пока, в
настоящее время, если говорить про предпринимателей, обвиняемых в совершении
мошенничества и присвоении, то по желанию следствия они могут находиться под
стражей даже по самым абсурдным и необоснованным обвинениям.

Хочу еще раз вернуться к домашнему аресту.
Ведь имеется же такая мера пресечения? Она вообще применяется и в каких
случаях?

Юрий Дидух: Во-первых, она очень часто
применяется по тем экономическим составам, которые находятся в строго
запретительном списке на арест. А вот по предпринимательским мошенничествам и
присвоениям применяется крайне редко. Дома у правоохранительных органов не
имеется возможности психологического воздействия на обвиняемых предпринимателей.
Только поэтому в изоляторе легче давить разными психологическими способами и
требовать признания.

Например,
сначала дадут посидеть в камере с более или менее нормальными людьми, а потом
пересаживают в камеру с отвратительнейшими условиями, с наркоманами, с клопами,
а через некоторое время приходят и говорят о возможности перевода в другие,
более нормальные, уже известные условия, и очень тяжело бывает людям устоять
при таком воздействии.

А давайте Вам
скажу, как указано делать по закону.

Любой суд обязан
при взятии человека под стражу и тем более при продлении срока содержания под
стражей сначала должен рассмотреть вопрос о возможности применения к данному
человеку более мягкой меры пресечения, допустим домашнего ареста. И именно в
этот момент суд должен рассматривать те моменты, о которых я говорил выше (есть ли доказательства, причём именно
доказательства, что обвиняемый может влиять на свидетелей, уничтожать документы
или сбежать
). И если доказательств нет, то суд обязан менять меру пресечения,
но он этого практически всегда не делает.

Вы представляете интересы бывшего вице-губернатора Санкт-Петербурга
Марата Оганесяна, которого подозревают в мошенничестве при строительстве
футбольного стадиона на Крестовском острове. Следствие обвиняет его хищения
более 50 млн рублей при заключении генеральным подрядчиком ЗАО «ИК
«Трансстрой» с акционерным обществом «ТДМ» договора по
поставке видеотабло футбольного стадиона. Марат
Оганесян будет находиться под стражей до 9 мая 2017 года, почему
выбрана такая мера пресечения?

Юрий Дидух: Избрана стандартная мера
пресечения по таким делам и при такой сумме ущерба. К сожалению, к
предпринимателям по мошенничеству и с менее значительным ущербом применяется
арест, особенно когда в этом кто-то заинтересован или дело шумное, резонансное.

Да, суд мог учесть
состояние здоровья Оганесяна, но как я указывал выше — если заболевание не из
утвержденного списка, то какие основания это применять? Так ведь и про
рассматривающего судью могут что-либо подумать.

По этому делу
следствию по многим причинам важно, чтобы Оганесян именно находился в
следственном изоляторе. Вот он там и находится.

С моей точки
зрения, анализируя материалы дела, опять же это было чересчур преждевременное
решение. Наверное, следствие посчитало, что с помощью его нахождения под
стражей, с помощью нахождения под арестом других фигурантов, им будет легче собрать
доказательственную базу.

Но что мне хочется
сказать в этой части. Я лично считаю, даже не как адвокат Оганесяна, а просто
как обычный человек, что по таким делам, о которых очень много пишут в прессе,
говорят люди, следственные органы, суды должны, даже лучше сказать обязаны,
проводить расследование, принимать решения строго действуя в рамках
действующего законодательства. Для обычных людей такие дела — это как
лакмусовая бумажка того, насколько законно сегодня и сейчас действует наша
карательная система. А мне бы хотелось, чтобы она действовала максимально
законно. Я уверен, что этого бы хотелось большинству простых людей, обычных
предпринимателей. Да и для других работников правоохранительных органов,
которые тоже наблюдают за этими делами, такие дела являются примером того, что
можно делать в своей правоприменительной практике, а чего делать нельзя.

И вот с этой точки
зрения хочу привести несколько отрицательных примеров, которые имели место по
делу Оганесяна.

В ноябре ему
избрали меру пресечения в виде ареста. Она была избрана на 2 месяца. Следователь по
каким-то причинам (скорее всего тогда еще не было этого решения) не приложил к
материалам дела, поступившим в суд, постановление о том, что срок следствия по
делу продлен до середины января, и, соответственно, суд на основании того, что
у него в деле есть, был обязан и арест избрать только до той даты, до которой
было продлено следствие (тогда это было 9 декабря). Следствие могло действовать
законно, у него было для этого время. Для этого надо было установить срок
ареста до 9 декабря, вторично выйти в суд, предоставить новый документ и
продлить арест уже на основании него. Но нет, следуя какой-то своей логике (наверно
той, что им все можно), следователь не делает ничего и за него все делает суд.
Заметьте — это орган, который не должен стоять ни на стороне обвинения, но на
стороне защиты. Во время апелляционного рассмотрения суд говорит в самом конце
заседания — вот тут у меня еще один документ образовался, давайте его
посмотрим. Мы спрашиваем, а откуда данный документ, если его не было на заседании
в районном суде, и на сегодняшнем процессе следователь не просил его приобщить.
Каким образом он у Вас появился? Суд немного, очень немного смутился и ничего
нам не ответил и ничего по этому поводу не написал в своем постановлении. Он
просто на основании непонятно и незаконно появившегося документа признал
решение районного суда законным.

Честно говоря, у
меня, у профессионала, который часто встречается со следственными ловушками,
после таких случаев просто опускаются руки. Как так можно, особенно тогда,
когда это можно было все сделать законно и получить тот же самый необходимый
для следствия результат.

Что обычные люди
после этого должны думать, если по делам в отношении таких персон, как бывший
вице-губернатор, следствие и суд ведут себя, с моей точки зрения, и незаконно,
и аморально.

И если бы на таких
нарушениях все заканчивалось и касалось
бы только Оганесяна.

Я, честно говоря,
был в шоке уже тогда, когда увидел в интернете записи, касающиеся другого
обвиняемого по нашему делу — Сливкина. С моей точки зрения, на них четко
изображено как совершается преступление. У Сливкина требуют признательных
показаний в отношении Оганесяна и четко обещают, что если этого не случится, то
мера пресечения ему будет изменена. И заметьте, все это происходит в тот
момент, когда Сливкину был отменен ранее имевшийся у него домашний арест. При
этом человек находится в больнице, практически в предынсультном состоянии. На
следующий день от правоохранительных органов появляются новые документы (которые,
скорее всего, не были ни чем подтверждены), что Сливкин ранее нарушал
требования домашнего ареста и его, больного, суд определяет к нахождению в
следственном изоляторе.

Когда я узнал обо
всем этом, я был в шоке. И в шоке не от самого факта, а от того, как это было
сделано.

Скажите, кому это
нужно, кому нужна эта битва, в которой конкретно могут умереть люди. Ради чего
это все происходит. Разве можно такими способами в цивилизованном государстве
действовать.

И кстати, если
продолжить тему Сливкина, то нельзя не отметить и следующее, что всем известно
и не оспаривается следствием, что его предприятие исполняло ряд контрактов на
строительстве стадиона на Крестовском в течение нескольких лет.. Также, все
знают, что именно он директор своего предприятия. Соответственно, всем понятно
(а ранее я рассказывал законодательную трактовку действий в предпринимательской
сфере), что все действия, из-за которых он находится под стражей именно в
предпринимательской сфере. Но Сливкин, по всей видимости, не дает показаний в
отношении Оганесяна, и следствие в очередной раз обратилось в январе этого года
в суд за продлением ему срока нахождения под стражей, и суд в очередной раз
удовлетворяет эту просьбу. 

Ну как так может
быть, если есть прямой запрет и такие подробные разъяснения Верховного суда.

И это вопрос не к
следствию, их позиция и желания понятны. Это вопрос к суду и нашей нынешней
судебной системе. Ну почему так? Ну почему Вы готовы идти на все, чтобы
удовлетворить все запросы следствия.

Надо отметить, что
Горсуд, не по этому основанию, а по другому, отменил постановление суда о
продлении ареста Сливкина. Но отменив, дал районному суду возможность
исправиться, и сам продлил срок, кстати, до сегодняшнего числа. И очень
интересно, какое решение вынесет вторично районный суд.

Меня больше
трогает другое. Вот выносятся такие явно незаконные решения в отношении уже
пожилого человека. А думают ли эти люди о том, что может стать с этим человеком
из-за этой эмоциональной встряски. А кто будет отвечать, если он станет инвалидом,
либо его состояние здоровья просто станет неизлечимым.

На последней пресс-конференции, где вы
выступали вместе с коллегами-адвокатами Юрием Новолодским и Михаилом Гуревым, говорили
о том, что содержание бывшего губернатора улучшились. Было сказано, что
 при обыске у Марата Оганесяна пропали документы, которыми,
он мог воспользоваться, чтобы доказать свою невиновность. Можете ли
вы рассказать подробнее? И вообще были ли взяты показания у экс
вице-губернатора?

Юрий Дидух: Со слов Оганесяна ему было
известно, что уголовное дело следственными органами в отношении проблем,
возникших при строительстве стадиона, возбуждено. Об этом еще с середины лета
писала пресса, говоря о злоупотреблениях Подрядчика — ТДМ. И естественно,
понимая, что к нему могут быть вопросы, Оганесян начал собирать документы по
всему строительству стадиона., И здесь я не преувеличиваю и не иронизирую.
Потому что сейчас мы стараемся восстановить те материалы, и я уже убедился в
том, насколько в плачевном состоянии было строительство стадиона на момент
весны 2013 года. Также у Оганесяна были материалы о совещаниях, которые
проходили с его участием, документы по обоснованию тех или иных управленческих
решений и так далее. Я сам на обыске не присутствовал. Тогда я еще не вступил в
это дело в качестве защитника и, безусловно, не могу ничего говорить
официально. Но то, какую позицию заняло следствие во время рассмотрения жалобы
адвокатов на действия следователя во время обыска, может свидетельствовать
только о правдивости слов Оганесяна.

Мы обжаловали тот
факт, что во время обыска производилась видеофиксация, предоставили копию части
данной записи, официально взятой с сайта СК, с нотариальным закреплением
данного факта, и указали, что нигде в протоколе не имеется упоминания о данных
действиях. На это был получен любопытный ответ — видео на обыске не снималось.
И это не смотря на то, что на записи есть и следователь, и Оганесян, и понятые,
и еще какие-то люди, которые самостоятельно при наличии сидящих понятых
перемещаются по всей квартире.

Естественно, при
таких обстоятельствах хорошо хоть, что не нашли ничего лишнего и то надо
сказать спасибо.

А что можете сказать про допросы
Оганесяна?

Юрий Дидух: С допросами следствия
сложилась опять же очень любопытная ситуация. Имеется ощущение, что показания и
объяснения Оганесяна неинтересны никому. С самого момента его задержания он
никогда не отказывался давать показания, по закону его обязаны были допросить.
Из-за суеты с его арестом в первые дни было не до этого. Но мы еще в начале
декабря писали специальное ходатайство следователю по данному поводу, и
следователь даже пришел к нам 29.12.2016 года на допрос в следственный
изолятор, но узнав, что мы не собираемся ни в чем чистосердечно признаваться,
формально начал допрос и уже спустя час или два сказал, что больше времени у
него нет и он скоро придет нас снова допрашивать. Но вот уже прошло полтора
месяца, но продолжения допроса так и не было. Что мы вынуждены делать? Мы
сейчас вторично направили ходатайство о нашем допросе и ждем следователя.

А что вы можете сказать о перспективах данного
дела?

Юрий Дидух: Сейчас сложно об этом
говорить. Ведь мы не знаем того, какими именно доказательствами располагает
следствие, законно или незаконно собраны данные доказательства. Я могу
допустить, что при получении тех или иных показаний свидетелей или других
обвиняемых осуществлялось такое же психологическое воздействие, которое было в
отношении Сливкина. Разве такие доказательства могут являться допустимыми.

Но если дать
юридическую оценку предъявленного Оганесяну обвинения (а всем из прессы
известно, что обвиняется в том, что в составе группы лиц совершил хищение
денежных средств после заключения договора на поставку видеотабло), то данное
обвинение, если его рассматривать неповерхностно, как это почему-то делают
следственные органы, то к нему имеется огромное количество вопросов.

С одной стороны все
верно. Деньги Генподрядчиком в пользу Исполнителя данного договора были
проавансированы, табло не поставлено, а деньги были им использованы не по
назначению, следствие говорит, что частично были даже обналичены. Но разве это
говорит о том, что у ТДМ не было умысла не поставлять данное видеотабло. В
соответствии с договором срок поставки был через 2,5 года — огромное количество
времени. И тут следствие, умышленно или нет, делает хитрый прием. Оно
абстрагируется от того, что заключались другие договоры, что ТДМ выполняло
работы и по крыше, и по выкатному полю. Но если исследовать честно и
беспристрастно, то надо исследовать все. А факты, просто голые факты говорят о следующем:
ТДМ спустя месяц после первого договора заключает с Генподрядчиком еще один
договор (потом еще два, но они не взаимосвязаны с уголовным делом). Это как
раз очень сложный, можно сказать уникальный договор на раздвижную крышу. По
договору на табло ТДМ имеет право получать авансы, а по договору на крышу не
имеет по объективным причинам. У Генподрядчика еще не заключен договор с
Комитетом по строительству по второй части работ (в том числе и на выдвижную
крышу). Разве в такой ситуации предприятие не может тратить деньги, полученные
по одному договору, на исполнение работ по другим договорам? Разве гражданский
кодекс это запрещает, разве есть запрет в договоре? Нет такого запрета ни в
законодательстве, ни в самом договоре.

И что происходит
дальше. А дальше как раз стороны через год и договариваются, исходя из каких то
своих взаимоотношений, что поставку видеотабло будет осуществлять другая
организация, а на вас, на ТДМ мы оставляем договор именно на раздвижную крышу.
И генподрядчик, и ТДМ заключают дополнительное соглашение, в соответствии с
которым урегулируют все данные взаимоотношения и где указывают, что претензий у
генподрядчика к ТДМ не имеется по договору на табло, и что аванс как раз и
зачитывает именно на то, на что данные деньги, по крайней мере, частично
тратились.

И вот Вам два
главных вывода, которые СК не хочет ни видеть и ни слышать. 

Первое. Между
сторонами были типичные гражданско-правовые отношения по нескольким договорам и
стороны их урегулировали между собой.

Второе. За год до
возбуждения уголовного дела, не существовало договора на табло, и деньги были
зачтены по другому договору.

И здесь возникает
вопрос. Что следствие этого ничего не знает? Мне сложно в это поверить. 

Но ведь рано или
поздно, по крайней мере, когда нас наконец допросят, мы это все разъясним и это
надо учитывать. И что тогда с этим делать.

Если возвращаться
к вашим вопросам, то я думаю, что следствию при таких объективных обстоятельствах
будет очень сложно доказывать мошенничество. Наверно, даже еще сложнее, чем по
«Трубному делу».

Я предполагаю, что
следствие давно это уже все понимает, поэтому психологически давит на Сливкина,
чтобы может быть по этому делу что-нибудь получить.

А если и там
ничего не будет получаться, то пойдут по самому простому пути, который не
связан с необходимостью доказывать сложные гражданско-правовые взаимоотношения.
Взамен прекращения уголовного дела в отношении работников ТДМ будут просить их
дать показания, что Оганесян от них получал взятки. Вот был такой факт и все, а
кто откажется его подтверждать, того в следственный изолятор, как Сливкина.

С одной стороны,
все просто, найдут нескольких человек, которые будут этот факт подтверждать по
эпизоду с ТДМ. Может быть, будут стараться найти еще каких-нибудь заявителей.
Мало ли у нас в городе недоброжелателей Оганесяна имеется. Найдется, так
сказать, 11 друзей Оушена. И при определенном отношении к происходящей
действительности в суде тоже не будет вопросов к подобному роду
доказательствам.

Но, позвольте,
есть и другая сторона.

Как можно без обычных
неопровержимых доказательств факта получения денег в качестве взятки, таких как
видеозапись, или хотя бы аудиозапись, или смывы с рук не смывающегося вещества,
как можно без этого говорить, что показания людей, которые они гипотетически
дают следствию могут быть правдивыми? Мы в практике советского правосудия
неоднократно сталкивались с подобного рода доказательствами, и сами знаем, что
часто бывало потом. Проходит время, когда сроки давности по делишкам таких
свидетелей проходят, они сами и говорят. Да, мы оговорили. Но как можно было
нам тогда действовать по-другому.

И я сегодня уже
говорил о том, что по таким резонансным делам, как мне кажется,
правоохранительные органы должны работать образцово, и я очень хочу, чтобы так
было и очень надеюсь, что в этом деле не будет подобного рода доказательств.

Но свой прогноз о
перспективе этого дела я Вам дал. Потому что, к сожалению, сейчас такова наша
реальная действительность.

Очень грустную картину вы нам нарисовали. А
сможете ответить на вопрос о том, почему так все происходит. Вы описали не одно
дело Оганесяна, а несколько абсолютно не связанных дел, а тенденция примерно
одинаковая.

Юрий Дидух: Начну с простого. Исходя из
своего опыта и практики, я часто вижу, что следователи, которые занимаются
экономическими делами, очень слабо понимают те сложные хозяйственные
взаимоотношения, которые имеют место в предпринимательской сфере. Они же
никогда не работали в бизнесе, у большинства из них не имеется экономического
образования. Многие из них еще недавно занимались различными убийствами,
изнасилованиями, а следователи полиции грабежами, наркоманами и так далее. И
вот их поставили расследовать сложнейшие хозяйственные дела. Да, они в этом
ничего не понимают и смотрят на потенциальных обвиняемых, как на обычных
преступников. И самое страшное, не сильно хотят в этом разбираться.

По описанному мной
делу про кабель следователь долго говорила во время следствия: «У меня есть целая
масса доказательств в отношении и Вашего клиента, и подрядчика
». А когда мы
ознакомились с материалами дела и ничего там не обнаружили, я задал вопрос: «А
где же доказательства
?» (человек сидел тогда уже более года в изоляторе). «А
наши доказательства в нашей логике
» — ответила она.. 

Ну и спрашиваю: «А
что говорит Ваша логика, когда вы с одной стороны пишите, что сотрудник
Ленэнерго был обманут подрядчиком и введен в заблуждение, а с другой стороны
всё равно совершил умышленное преступление в виде злоупотребления полномочиями?
»
На это ответа не последовало. Но нам от этого не легче. Суд, который должен
рассмотреть все обвинение начнется непонятно когда, и именно следствие всячески
затягивает его начало. И с маниакальной настойчивостью желает, чтобы люди
сидели в тюрьме. При этом, представьте, по просьбе следствия суд продлевает
срок содержания под стражей для ознакомления с 4 новыми томами, которые можно
прочитать за 3-4 часа и уже в течение  месяца следствие не может это
завершить. 

И вот мы плавно подходим
и ко второй причине происходящего. Если люди сидят в следственных изоляторах, и
это в основном эрудированные, технически умные, и чаще всего интеллигентные
люди, то это кому то нужно. Только я не могу понять кому. Так как вроде бы и
Президент, и премьер-министр столько сделали для того, чтобы бизнесу легче
дышалось, а почему то происходит с точностью наоборот.

Вы сами подошли к этому вопросу! А как Вы
считаете, уголовно-процессуальное законодательство стало в последнее время
более либеральным по отношению к предпринимателям или нет?

Юрий Дидух: В том то все и дело, что
действительно само законодательство стало значительно больше учитывать многие
моменты, с которыми раньше мы сильно мучились. 

Бывали ситуации,
когда на имущество предприятий, руководители которых не проходили по делам
обвиняемыми, накладывался арест, и он мог оставаться наложенным годами, и
абсолютно никакие доводы не влияли на изменение точки зрения СК и
соответственно суда, когда мы обжаловали в суде действия следователей. И вот,
чуть больше года назад произошли изменения в УПК, и такие аресты на основании
данных изменений стало возможно снимать. Я думаю, вы сами представляете, какое
это облегчение для бизнеса.

Далее, очень
сильно мучились и еще мучаются предприниматели, когда к ним с обысками приходят
следователи и практически подчистую выносят всю технику, бухгалтерские
документы и так далее. Деятельность предприятия парализована. Сколько раз я
сталкивался с подобными ситуациями, и опять же годами приходилось возвращать
данное имущество. Убытки были страшные. К сожалению, чаще всего приходили на
предприятия, которые просто случайно отработали с какими-то сомнительными
предприятиями, и даже теоретически не могли быть привлечены ни к какой
ответственности. И вот, с июля 2016 года внесены полезнейшие изменения, исходя
из которых, следователя жестко ограничили в сроках возврата и более четко
урегулировали порядок изъятия бухгалтерских документов.

Адвокаты, выступавшие, в том
числе, и в программе «Гражданин и закон», жаловались на неправомерные действия
правоохранительных органов в отношении предпринимателей. С другой
стороны в стране идет активная и показательная  борьба с
коррупцией. Какие на ваш взгляд шаги необходимо предпринять для того, чтобы
соблюсти баланс?

Юрий Дидух: Вы знаете, мне кажется, что
надо добиваться и нам адвокатам, и вам, прессе, освещая деятельность
правоохранительных органов, чтобы многие хорошие решения не только принимались
где-то там в Москве, в Думе, а чтобы они действительно работали, работали здесь,
работали сегодня и сейчас, чтобы следователи не придумывали свои правила, а
четко руководствовались законом, и чтобы суд у нас был таким, каким ему быть
положено — объективным и независимым. И если есть нарушение закона со стороны
следствия, то суд бы не боялся признавать это. И мне очень хочется, чтобы так
было.

А борьба с
коррупцией. Она обязательно должна быть. И с коррупцией, и с хищениями
госсредств и с другими нарушениями. 

Но нельзя при этом
заниматься произволом, нельзя самим правоприменителям нарушать закон. Это с
моей точки зрения, главное.


Поделиться

Добавить комментарий